В.М.МУНИПОВ: пересматривая фотографии и вспоминая встречи

(отредактированный  и дополненный вариант статьи  "О Мунипове от второго лица")

Я вновь пересматриваю старые черно-белые потрепанные и относительно недавние фотографии Владимира Михайловича, которые переснял в процессе разбора его архива вместе с коллегами из университета на Сретенке, где он преподавал. Точнее разбора того, что осталось из его личной библиотеки, рукописей, документов и фотографий после страшного пожара, безжалостно уничтожившего уютный дом, где он жил со своей женой Галиной Георгиевной Вучетич, так трепетно, заботливо и со вкусом его обустраивавшей. Сгорела библиотека, насчитывавшая более шести тысяч единиц, в том числе, редчайших книг, сгорело множество фотографий. Сгорела и та, что стояла в большой комнате, на пианино. На ней Владимир Михайлович сидит рядом с красивым белобородым человеком - Святославом Рерихом – сыном Николая Рериха, всемирно известным художником, ученым, философом во время своей рабочей поездки в 80х годах в Бангалор с выставкой достижений наших умельцев – инженеров, дизайнеров, художников. Сколько интересного он рассказывал мне об этой необычной и неожиданной встрече со Святославом Николаевичем и его женой Дэвикой – актрисой, потрясающе красивой женщиной, правнучатой племянницей индийского мыслителя и поэта Рабиндраната Тагора, музой Святослава Николаевича. На их долю, уже в преклонном возрасте также выпали тяжелые испытания. Все это - странные параллели, вновь и вновь побуждающие задуматься о невидимых и, порой, трагических совпадениях и взаимосвязях…

Этот пожар, причиной которого стал резкий перепад напряжения в сети и с которым не справился домашний электротрансформатор, по сути, и определил дальнейший трагический ход событий – уход из жизни сначала Галины Георгиевны, а потом и самого Мунипова. Шок от потери любимого и теплого домашнего очага, не смотря на самую активную и дружную моральную и материальную поддержку друзей, знакомых, коллег, судя по всему, оказался слишком велик. А потом к нему ещё добавилась и потеря любимой жены, к которой он так был привязан. Да уж, «пришла беда – отворяй ворота…», как говорится.

К счастью, некоторые из старых и очень интересных фотографий сохранились в его московской квартире. Черно-белые, с желтоватыми, вьющимися по поверхности тонкими трещинками – «как положено» на старых фото. Некоторым из них около семидесяти лет! Вот он – подросток, зимой в простом и дешевом пальтишке и шапке на затылок и открытым немного сосредоточенным лицом, в кампании мальчишек – своих сверстников у стен своей школы. Все ребята одеты одинаково, разве что некоторые в шапках, а другие в характерных для того времени драповых фуражках. Вот ему не больше семнадцати, он в темном пиджачке, немного смущенно улыбается в объектив своей добродушной и, как кажется, наивной улыбкой. Вот он уже серьезный, в овальчике «в полупрофиль» на общей фотографии выпуска философского факультета МГУ – дипломированный специалист. Немного выше на этом фото – Мераб Мамардашвили – в будущем крупный философ, мудрец, с которым ВээМ (так называли Владимира Михайловича в своем кругу) дружил и котором рассказывал малоизвестные факты, показывающие «Мераба» - так он его называл, с неожиданных сторон. Чуть правее, в этой же линейке овальчиков на фото – Раиса Титаренко – будущая жена «глашатая перестройки" и первого и последнего президента Советского Союза. Ее, к слову, ВМ лично учил кататься на коньках.

А вот два интересных черно-белых фото, судя по всему, примерно одного периода. Владимиру Михайловичу тридцать пять–сорок лет. Фотограф, на мой взгляд, очень удачно запечатлел ВМ. Обе фотографии – «непостановочные» и поэтому получились живыми и непосредственными. На обеих - он очень элегантен, в красивых и модных, судя по всему для того времени костюмах, рубашках, галстуках. Неброская элегантность – его стиль! Но самое бросающееся в глаза – это выражение лица и его глаз. На одной – он глубоко погружен в какие-то размышления, но в глазах и мимике явно проступает грусть или сожаление, возможно «печальный покой» при столкновении со своими размышлениями. На другой – совершенно другое состояние! От фотографии веет обаянием, энергией, напором, уверенностью, даже азартом, но вполне контролируемыми, как мне кажется и поэтому очень притягивающими. Так иногда выглядят опытные и уверенные в своей победе спортсмены перед соревнованием, перед схваткой. А вот - уже более поздние, в том числе и последние фотографии – они уже цветные, где он со своими коллегами и друзьями. Почти на всех бросается в глаза его выделяющийся крупный лоб. Видно как в какой-то степени изменилась, если можно так выразиться, эволюционировала форма его головы с явным акцентом на лоб, а наивный и добродушный взгляд сменила какая-то мудрая хитрость в глазах – возможно неизбежная физиогномическая печать многих лет непростой жизни вообще, в науке и нашей стране, в частности. Череда фотографий, череда запечатленных мгновений жизни - встреч, событий, состояний, чувств, мыслей…

Я познакомился с Владимиром Михайловичем в сентябре 2000-го, в начале учебного года на кафедре психологии университета «Дубна», где он в это время уже преподавал некоторое время. Нашу первую встречу с ВМ я запомнил достаточно хорошо. Помню, как приехав в первый раз в университет и имея некоторое время в запасе до начала своих занятий со студентами, я внимательно изучал всю «настенную» информацию, активно покрывавшую разноцветными листками одну из стен помещения кафедры. Два разноцветных листка с фотографиями были посвящены «главным» профессорам кафедры – В.П.Зинченко и ВМ. Прочитав листок, посвященный ВП, я перебрался ко второму и начал читать его. Вдруг, боковым зрением, я заметил, как кто-то вошел в дверь. Я невольно оторвался от чтения и, повернувшись, увидел перед собой открытое улыбающееся лицо худощавого человека 65-70ти лет, немного выше среднего роста, слегка сутулящегося, в клетчатом зеленоватом пиджаке на водолазку «под горлышко», с крупным выпуклым лбом над восточным разрезом внимательных глаз. Он посмотрел на меня с какой-то то ли искринкой то ли хитринкой, и я сразу узнал в нём того, о ком только что прочитал в настенном листке. Вот, Владимир Михайлович, - начал я сходу, – читаю о вас… (по-моему, я сказал - «информационный бюллетень»). Он засмеялся, поздоровался своим приятным вкрадчивым баритоном, и я представился ему. 

Сейчас я понимаю, что есть в этом свой некоторый символизм – новое столетие и новое тысячелетие, почти в самом своем начале, подарили мне знакомство с этим необычным человеком. Знакомство, переросшее в интереснейшее профессиональное общение, в том числе, и за пределами кафедры, а затем и в дружбу, продлившуюся почти двенадцать лет, вплоть до его кончины. Конечно, тогда невозможно было предугадать, что мы станем хорошими друзьями, что он будет доверять мне многие свои, в том числе, сокровенные переживания и мысли о жизни, о психологии, образовании, науке, политике, о происходящем в нашей стране, о мироустройстве вообще и многом другом. Как невозможно было предугадать, что мне придется разделить с ним и трагические события последних лет его жизни, которые он мужественно переносил и которые, в итоге, его и подкосили.

Невозможно было предположить и то, что мне приведется закрыть ему глаза, когда он покинет этот мир в один из апрельских дней 2012 года, будучи уже тяжело больным. Что мне доведется нелегкая роль ведущего панихиды, его похорон и поминок. Помню, как слова путались в голове и застревали в горле, я старался себя контролировать, но у меня получалось это не очень хорошо. К тому же, день похорон ВМ совпал с датой смерти моего отца, которого не стало за два года до этого. Тем не менее, я хорошо помню, что все прошло светло, по-доброму и без надрыва. Друзья, коллеги и родные вспоминали истории из жизни Владимира Михайловича, порой трагикомические, которые он сам же и рассказывал, а также истории, связанные с ВМ, непосредственными участниками которых были сами присутствующие.

Тогда же, не договариваясь, пришли проститься с ним и его студенты, которым он преподавал, живо, увлеченно и даже порой азартно делясь с ними своими знаниями, жизненным опытом, своим пониманием сути вещей и которым передал частичку своего человеческого обаяния и тепла. Присутствие студентов на прощании с ВМ (именно студентов, а не только коллег, друзей, родных) было, в определенной мере, доброй данью его теплу, человеческому таланту, его личности, которыми они были щедро одарены в период своей учебы в университете. Это было мерилом и показателем того, каким он был человеком, коллегой, профессионалом, учителем.
Отечественному философу Г.С.Померанцу принадлежит следующая мысль: 
«Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело. Все превращается в прах — и люди, и системы. Но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело. И благодаря ему, зло на Земле не имеет конца. С тех пор, как я это понял, считаю, что стиль полемики важнее предмета полемики».
Я не знаю, был ли знаком ВМ с Померанцем, во всяком случае, он мне об этом не рассказывал. Но совершенно точно, Владимир Михайлович своей терпимостью, дипломатичностью, попыткой понять собеседника, его правду абсолютно воплощал в жизнь эту мысль философа. От него всегда исходили доброжелательность и уважение к тому, с кем он общался, разговаривал, обсуждал какие-либо вопросы, даже, если собеседник ему не очень нравился.

Конечно, помимо его человеческого обаяния, таланта рассказчика, его гостеприимства и хлебосольности меня всегда поражали его глубокие и разносторонние познания не только в области общей психологии, психологии труда, эргономики в которой он занимал лидирующие позиции, как ученый с мировым именем. Культурология, искусствоведение, медицина, западная и восточная философская мысль, история, политика, спорт, религия – все это были области его живого интереса и даже исследований. Какое счастье встретить человека, собеседника, коллегу, друга, общаясь с которым можно было столько всего узнать! Как здорово, что «логистика» нашего преподавания в Дубне предполагала примерно двухчасовые совместные переезды из Москвы в Дубну и обратно, в первое время почти каждую неделю! Примерно за десять лет совместной работы на кафедре мы «намотали» с ним тысячи километров интереснейших бесед обо всём на свете и нешуточных споров (наши взгляды на некоторые моменты окружающей действительности были диаметрально противоположными).

Он много рассказывал о своей жизни, о детстве и отрочестве, часть которого пришлась на войну и эвакуацию, о родителях - отце, который был одним из первых московских метростроевцев. О своём практически профессиональном увлечении спортом и достижении мастерских высот в конькобежном и велосипедном видах. О нелёгкой, но безумно интересной работе учителя после университета в одной из центральных московских школ на Староконюшенном, затем работе завуча и директора этой же школы. О своих учениках, многие из которых были детьми членов правительства и центрального партаппарата, деятелей культуры.

Помню, как Владимир Михайлович рассказывал об участии вместе с В.П.Зинченко, по просьбе руководства страны, в профессиональном кадровом отборе членов российского правительства в перестроечные годы. К слову сказать, один из эффективно действующих сегодня министров С.Шойгу, был среди тех, кто прошел этот отбор. ВМ рассказывал о своих учителях и коллегах в психологии, философии, психотехнике, эргономике, рассказывал о путешествиях, связанных главным образом с его профессиональной и научной деятельностью, о незабываемых встречах с людьми, оставившими след в мировой культуре, науке, искусстве, политике, религии. Вот выборочно только несколько, в том числе уже упомянутых имен: Мераб Мамардашвили, Святослав Рерих, Святитель Лука (В.Ф.Войно-Ясенецкий), Михаил и Раиса Горбачевы и многие, многие другие.

Я хорошо помню его рассказы о курьёзных и драматических событиях своей жизни, слушая которые, мне хотелось порой смеяться и плакать одновременно! Он рассказывал о простых, но не менее интересных и замечательных людях, с которыми сводила его жизнь, с которыми он общался с удовольствием и которых хорошо понимал. Понимал их, к слову сказать, во многом и потому что сам отличался простотой в самом хорошем смысле этого слова. Вообще ВМ отличался, я бы сказал, той самой простотой и приземленностью, на которые способна только большая личность, без пафосной оглядки на все свои достижения, статусы и регалии. Как сегодня многим в науке и не только в ней этого не хватает!

Сейчас я понимаю, что в результате наших бесед, я невольно получил, по сути, ещё одно и очень живое образование – «образование в пути», без аудиторий, семинаров и дипломных работ. Это была, своего рода, «живая традиция» в передаче знания и опыта, как говорят на Востоке. Вероятно, не случайно и сам ВМ внешне, в своих неторопливых движениях, походке, внимательном взгляде, в своей немногословности и умении слушать, в дружелюбном отношении к окружающим и дипломатичности, в стремлении понять другого, даже если он не разделял его точку зрения, напоминал восточного мудреца или буддийского монаха[1]. Также вероятно не случайно, в одном из последних текстов, написанных Владимиром Михайловичем в качестве рецензии на книгу своей шведской коллеги о русских художниках-конструктивистах, органично переплелись психология, культурология, философия и эзотерическое знание. И конечно не случайно, в свое время, великий русский ученый В.И.Вернадский, изучавший, в том числе и Восток, предвидел довольно парадоксальные пока ещё для нашего рационального ума научные перспективы, сказав, что «в будущем своем наука пойдет путем буддизма»[2]. Во многом, благодаря Владимиру Михайловичу состоялся один из самых интересных и поучительных в моей жизни «университетов». И я благодарен судьбе, что наши с ним пути в этом мире пересеклись.
 
«Ну что, я прожил большую и интересную жизнь…», - тихо, спокойно сказал мне как-то ВМ в очередной мой визит к нему в одну из московских больниц. Сказал немного отрешенно, как мне показалось, поглядывая в больничное окно, за которым открывался чудесный зимний пейзаж Матвеевского леса. Я понял, что, похоже, он вел какой-то внутренний диалог с самим собой, наверное, уже понимая исход своей болезни, как бы подводя этой фразой итог своей жизни. Слёзы навернулись у меня на глазах от острого ощущения присутствия рядом со значимым и близким мне человеком, который понимал, что его жизнь уже на излете, и счет идет на недели, дни, часы... Я видел перед собой изрядно похудевшего от болезни и без того худощавого человека, слышал его приятный и вкрадчивый, но уже слабеющий голос, видел хорошо знакомую мне улыбку на его губах. Лишь привычные хитринка и искринка во взгляде сменились едва заметной грустинкой, а ещё другим, незнакомым мне выражением глаз человека, который внимательно всматривался в пройденный им жизненный путь. Путь яркий, богатый на встречи и события, открытия и достижения – свой земной путь, перед переходом в вечность.

В.МОЖАЙСКИЙ
2012г.
---------------------------------------------------
[1] Примечательно, что в классификации человеческих рас, подрас и этнических типов ВМ абсолютно подходил под «тибетский» тип (северная индия), примечательно и то, что его ближайший друг и коллега В.П.Зинченко – под «южно-индийский»;
[2] Росов В.А., Вернадский и русские востоковеды, Сердце, С-Пб, 1993;

ФОТО-АЛЬБОМ "Владимир Михайлович Мунипов"

В.М.МУНИПОВ, ВИКИПЕДИЯ